Сильно сапогами не бить. Сам сидел в ступоре, но потом никак не мог отсмеяться. Бедный батя Феанаро. Что же так любят художники над нами издеваться? Нет, вопрос ставим по-другому. Что эти самые ХУДОжники пили, что им приглючился ТАКОЙ Саурон?
Что можно сказать, судя по погоде? Пришла зима? Или так, с часок снег побаловал и довольно и к вечеру снова будет дождь? За окном сказка. Огромные хлопья снега бесконечным потоком падают с неба, кружась в воздухе. Снег ложится на раскидистые лапы елей, одевая их в белые шубы. Почти не холодно. Почти... Поднявшийся ветер взбудоражил лес, вверх взмыла с пронзительным криком стая воронья. Небо утопает в серых тучах и черных птичьих крыльях. А снег все идет. Белый. Чистый. Холодный. Он идет, не понимая, что будоражит во мне воспоминания, те которые я давно хотел забыть. Но, увы, память вечна. "Нет приговора страшней, чем приказ: "Вспомни!""
На ногах с 6 утра. Времени на обед банально нет, но... но я поставил-таки эту гребанную выставку! Спокойно, без эмоциональной окраски на лице я выслушал все, что обо мне думают, а думают обо мне много и не только хорошее. Методично кивая головой и "принимая" к сведению указания(терпеть не могу жить по указке), я сделал по своему так, как Я, а не кто-нибудь другой представляю Есенина и все, что с ним связанно. Выставка готова, стеллажи закрыты, а я получаю физическое и моральное наслаждение. Огромное спасибо Мелькору, Ран и Кириллу за вчерашнее промывание и прополаскивание мозгов феаноринга, чтобы я думал не только о Сильмариллах и Тано.
Легенда писалась в прошлом году. Если кто заметит, немного навевает "Балладой о Вересковом меде."
Забытая вечность Когда мир был светел, прекрасен и юн, И древние боги вкус крови не знали, Они воссоздали в сиянии лун Могучих драконов из плоти и стали.
Ветра подарили крылатую стать, Огонь – пламень сердца и жажду защиты, Земля помогла в бренном мире все знать, Вода – вечность жизни. Судьбы карты биты.
Драконы – создания призрачных лун, Суровой надеждой для мира явились. На лютне не хватит аккордов и струн Песнь мира сыграть, что в сердцах у них билась.
читать дальшеНо люди мечами украли покой, Крылатых без счета они убивали. Земля раскололась, послышался вой – Стервятники смерть за собою позвали.
Затмение солнца, в огне города, Беда за бедой набегает волною, Звездою в колодце застыла вода. Смерть кинула кости, играя с Судьбою.
Война распускается алым цветком, Лианой опутав другие соцветья. А в жерле чумы жизнь горит мотыльком, Дни канут в года, образуя столетья.
Свернувшись клубком, спал в пещере дракон, Закрыв свое жаркое сердце от мира. Он слышал средь криков губительный звон Клинка об клинок, где решает все сила.
Пещера и скалы – надежный оплот Тому, кто остался один на всем свете. Тянулись столетья, за годом шел год, Дракон тихо ждал наступления смерти.
А люди, гонимые черной судьбой, За беды кляли род ушедших драконов. Король, согласившись рискнуть вновь собой, К пещере пошел, не снеся больше стонов.
Крылатый покорно смотрел в зеркала, Решив помочь людям по древнему праву. От сильных ударов осела скала – Дракон вышел в свет, пересилив тем Мару.
– Проси все что хочешь, великий король. Я слово сдержу по закону и чести. Не бойся меня – я сыграл свою роль, Но я не нуждаюсь в губительной лести.
Тебя я не раз лицезрел в зеркалах. Ты хочешь спасти остов прежнего дома. Тела под землей обращаются в прах. Проклятьем ответ – нужно сердце дракона.
Великие дни сгинут пеплом в ночи, Мир радуги красок лишится навеки, Когда я уйду, держа пламя свечи, Холодной рукой дождь закроет мне веки.
Надеждой лелеешь ты прежде себя, Всерьез полагая добыть мое сердце. Кровавым плащом опустилась заря. Душа твоя – лед она жаждет согреться.
Тебе предстоит мою участь решить: Один взмах меча – твои сердце и слава. Убей меня воин, устал я так жить. Бессмертия дар для меня – что отрава.
Гнить в сумерках ночи – таков мой удел, Забыт я богами и боги забыты. Всему, даже жизни, положен предел. Возьми мое сердце себе для защиты!
– Сквозь пальцы отмеренный жизни песок Растает в тумане полетом дракона, – Ответил король, вложив в ножны клинок, Присев на развалины древнего трона.
– К тебе за советом пришел я, дракон – Забытых богов порождение силы. Земля хорошо еще помнит закон: Совета просящий – слуга до могилы.
Не сам для себя ты в опалу попал, Забвенью предав ветра легкие крылья? И сколько веков, ты, дракон, себе лгал, Вином напиваясь из чаши бессилья?
Смерть жарко целуется с клятой Судьбой, Застыла рубином кровь в царской короне. Проснись ото сна, прими вызов на бой Пусть вспомнят глупцы миф об алом драконе!
Дракон не ответил и воин ушел, Приняв свою гибель у стен цитадели. В тот день на трон предков принц юный взошел, Доспехи его чешуею горели.
За принцем крылатая выросла тень, Звериный оскал с масок мира стирая. Дракон же исчез без следа в этот день. Народ восхвалял принца, правды не зная.
Слуга у крылатого только один – Властитель, отвергнувший в просьбе дракону. Бессмертный – навек королю паладин, Негласно клянясь надеть смертных корону.
Наконец-то, я дождался! Смак этого фика в том, что два основных персонажа списывались с меня и... Мелькора (оно же Тара Танари). Почти реальная история моих психов и истерик, высказанных брату Кано, кузену Инголдо и сестренке Лоре. Похищено с благословения брата.
Автор: Канофинвэ Бета: Куруфинвэ Атаринкэ Фэндом: Толкиен и последователи Категория: слэш Рейтинг: NC-17 Пейринг: Куруфинвэ Атаринкэ\Мелькор Жанр: romance, флафф, стёб и всего понемножку Предупреждение: AU, ЖСМФ (жестокое соблазнение Мелькора Феанорингом), лицам, лишённым чувства юмора и уличённым в злостном канонизме ни в коем случае не читать!!! Предупреждение №2: Категорию видите? Рейтинг тоже? Всё ясно? Ничего не шокирует? Тогда можете считать, что вы уже предупреждены. Предупреждение №3: ну очень кавайный Мелькор! Курво не женат. Возможный намёк на MPREG. Посвящение: Посвящается моему дорогому братику и бете по совместительству. Солнце, это подарок для тебя и для твоего котёнка! Содержит руководство к действию, заряжен лично мной лучшими пожеланиями и положительными эмоциями. Целую вас обоих крепко-крепко! Саммари: Куруфинвэ любит Мелькора, тот страдает по Сильмариллам и обоим от этого очень плохо. А окружению не в меру горячего нолдо – хуже всего. Цель окружающих – свести двух страдальцев так, чтобы они больше никуда друг от друга не делись. Средства – любые, но как можно быстрее. Предупреждение №4: Данное произведение содержит в себе сцены злостного изнасилования мозгов ближних и не рекомендуется к прочтению неокрепшим слэшерам. Внимание, данная история также как и прототипы персонажей ( почти половины!) имеет под собой недюжинную реальную основу!
читать дальшеГлава 1. Содержащая в себе радикальные методы убеждения В час, когда заходит светило Ясное чело Сильмарилла Светом ранит высь.
Мы – источник злого раздора В наших жилах кровь Феанора. Эльдар – берегись!
Застегни свой панцирь, Алчности закрой до сердца путь! Но наши взоры проникают вглубь И поражают грудь.
Как звезда горит наше платье, Но источник злого заклятья Держим мы в руках!
Зарыдает тот, кто смеется И рука, что к нам прикоснется Обратится в прах!
Гордыни полон, мастер отковал нас для утех, Но возлюбил нас более, чем всех. Да, более чем всех! (Лора Провансаль & Эжен д’Альби «Звезда и смерть Феанора»)
– Я так больше не могу! Проклятье на голову отца! – Закончив метать в стену чудом уцелевшей мастерской тяжёлые предметы, Куруфинвэ Атаринкэ принялся мерить помещение шагами, что никак не способствовало хорошему расположению духа Тьелкормо и Карнистиро, стоящих словно статуи работы собственной матушки. Ещё бы! Прекратив, наконец, уклоняться от неопознанных летающих инструментов, братья решили, что опасность уже миновала. Увы, они рано обрадовались. Искусник и не думал успокаиваться – на сей раз он решил дать волю словам. – Курво, ну папа-то тут при чём? – наконец рискнул подать голос Турко, уже не чая покинуть кузню, совсем недавно готовую сложиться будто карточный домик, благодаря стараниям дорогого младшего братца . – А при том! – схватившись за голову, простонал новоявленный страдалец. – Зачем он создал их? – Что? – в один голос вопросили третий и четвёртый Феанариони, непонимающе уставившись на негодующего Курво, наконец переставшего мельтешить. – Как что – Сильмариллы! Это всё из-за проклятых камней! – взвыл любимейший сын своего отца. – Э-э... Курво, ты... не заболел? – озабоченно поинтересовался Морьо, оглядываясь по сторонам, словно в поиске путей к отступлению. – А то может, тебе лечь в кроватку? – В кроватку?! Издеваешься?! – продолжал изображать одинокого волка страждущий Феанарион. – Я улягусь в кроватку только вместе с ним! – язвительно протянул он, отыскивая взглядом какую-нибудь тяжёлую вещь, дабы швырнуть её в ставшего не в меру ядовитым Карнистиро. – А-а, понимаю, – кивнул последний, решив пойти на мировую, иначе ставший чересчур горячим папин любимчик разнесёт свою персональную мастерскую, а попутно – и всё вокруг. – Ничего ты не понимаешь, – выдохнул заметно успокоившийся Атаринкэ, усевшись в позе «мыслителя». – Никто ничего не понимает, – сокрушённо пробормотал он, обхватив себя руками. – И он тоже. Раньше я думал – он поймёт. – А что он должен понять? – пролепетал из своего укрытия Тьелко, сверкнув пронзительно синими глазищами. – Я его люблю. – Кого? Отца? – ехидно вопросил Охотник, прекратив изображать колонну. – Да не отца! – продолжал бушевать неугомонный нолдо. – А его... – Кого – «его»? – с нескрываемым интересом вопросил Морьо. – Мы его знаем? – Я думал, он понимает меня как никто... – казалось Атаринкэ не замечает никого подле себя – окружающий мир внезапно перестал существовать для него, нолдо обращался к некоей загадочной пустоте, словно и не было подле него любопытных братьев, явно лезущих не в своё дело. – Даже больше, чем отец. Он... он потрясающий. Честное слово, он... – Курво вновь запнулся, подбирая слова, подходящие для объяснения истинной сути возникшей проблемы и адекватного описания своего таинственного избранника. – Порой он напоминает мне отца, но... честное слово, он – намного сильнее и именно это меня в нём и привлекает... Кажется. Или тут что-то другое? Не знаю, не поручусь. Но в нём есть какое-то странное обаяние, затягивающее словно в трясину. Он понимает меня, словно мы – единое целое и всегда были им. Хотя в его случае – это невозможно. Он также чувствует окружающий мир как я и это... не может меня не радовать. Понимаете? – Чего уж тут непонятного, – многозначительно посмотрев на брата, хмыкнул Карнистиро. – Он тебя купил с потрохами, кто бы он ни был. – Угу. Присоединяюсь, – расплылся в довольной улыбке Турко, чем напомнил младшему из троицы довольного кота, поймавшего мышь. Но что-то в коварных синих глазах любопытной зверюги заставляло задуматься о напряжённой работе мысли. Вероятно, с такой вот мордой всякая уважающая себя мохнатая бестия с острыми ушами размышляет на животрепещущую тему: слопать добычу сейчас или принести на подушку хозяина, чтобы тот порадовался, какой из любимца получился удачливый охотник? – Ну-у? – поймав хитрый и полный кошачьего лукавства взгляд, вопросил Куруфинвэ. – Подковы гну! – так же беспечно отозвался пойманный на горячем – а точнее, на жгучем интересе к личной жизни братца, Тьелкормо. – Я вот думаю... – Ну и о чём? – грозно вопросил страдалец, вновь вернувшись к идее поиска предмета, которым можно было бы запустить в столь наглого кошака. – Так кто он? – промурлыкал хитрый и любопытный эльда, готовясь прошмыгнуть в дверную щель, дабы избежать неминуемого столкновения с возможно тяжёлым предметом. – Кто-кто! Аулэ в плаще! – рассерженно проворчала несчастная жертва любовной лихорадки. Заметив уставившиеся на него две пары синих глаз, Искусник уставился в пол. – Мелькор... – сокрушённо пробормотал он. Возникшая впоследствии реплики немая сцена смогла бы поразить не одного живописца. В ней было всё: и едва не состоявшееся знакомство нижних челюстей братьев с половым покрытием мастерской, и судорожное хватание ртом воздуха у Морьофинвэ, и переминание с ноги на ногу у Тьелко, и переглядывания третьего и четвёртого Феанариони, и синхронное пожимание плечами. – А-а-а... К-кто? – наконец нарушил тишину Мрачный. – Ты... это... в порядке, а? – он пощёлкал пальцами перед лицом явно нездорового брата в попытке привести того в чувство. Тот отвернулся. – Наверное, нет, – еле слышно произнёс он. – И кажется, уже давно. Или недавно? Не знаю. Я теперь ничего не знаю! – Тихо-тихо, Курво, только не срывайся – нам не нужна твоя истерика, – попытался успокоить Атаринкэ Охотник. – Ты же у нас самый дипломатичный и рассудительный! Ну, после Нэльо и Кано, разумеется. – Что? Тоже считаешь, будто я сошёл с ума? – с горечью в голосе вопросил Куруфинвэ, чувствуя, что вот-вот потеряет доверие старших и таких близких по духу братьев. – Ну, ты, конечно, хватил маху... – пожал плечами Красавчик. – Но ради твоего благополучия и спокойствия... – ...мы тебе поможем, – закончил за него Морьо. – Ты главное – нос не вешай. – Правда?! – просиял обрадованный влюблённый, явно не ожидавший такого от членов своей семьи. – А куда ж денемся? – хмыкнул Туркофинвэ, довольный оттого, что дражайший братец наконец утихомирился, и не собирается калечить одну смазливую эльфийскую мордашку. – Верно, я говорю, Рыжий? Мрачный коротко кивнул: – Угу. Только ухаживание и прочие фокусы не моя стихия. Тут я не помощник – это уж пусть Красавчик тебя учит. Я, так – моральная поддержка, ну и силовой фактор. – Что я могу сделать для Валы? – жалобно вопросил Искусник, явно готовый потерпеть поражение. – Он только об отцовских камнях и думает – уж я-то нутром чую! Обстановка накалилась. Казалось, помещение вот-вот взлетит на воздух, но на этот раз эпицентром взрыва был Карнистиро. – Так это ж... это всё!.. – ...меняет? – подсказал Туркофинвэ. – Какого хрена с Йаванниной грядки меняет! – бесился Мрачный. – Отец же нас... убьёт! – Убьёт, – выглянув из-за спины Курво, согласился Охотник. – Сначала нас, а потом – этого героя-любовника, – грозно изрёк Морьо, уставившись на Красивого, явно вознамерившегося изображать смесь попугая и горного эха. – И что делать? – жалобно вопросил тот, с опаской уставившись на внушительный кулак среднего брата. – Что-то! – пробурчал недовольный ситуацией Карнистиро, выглядывая в окно на предмет обнаружения лишних ушей, носивших гордое наименование Амбаруссар – с близнецов, если их не задобрить, вполне станется растрепать обо всём отцу, лишь бы насолить Ужасной Троице. – Вроде никого, – отозвался он после пяти минут подобных манипуляций. – Турко, посмотри за дверью и проверь на предмет подслушивающих чар – не хочу, чтоб мелкие обо всём пронюхали. Я их вроде не ощущаю, но вдруг чего пропустил, а эти поганцы обучились новым фокусам. Передёрнув плечами, Тьелкормо всё же последовал советам среднего брата – ему тоже не улыбалось оказаться в центре скандала мирового масштаба с участием дорогого отца – непредсказуемость Феанаро, вызванная острой сильмариллозависимостью, случившейся с ним после тягостного для Мастера развода, была готова стать афористичной. – Нет никого, – через некоторое время отозвался Красавчик. – И никакой магии я тоже не ощущаю. Морьо, ты параноик. – Лучше быть параноиком, чем легковерным... придурком, всегда готовым огрести по полной, – замогильным шёпотом произнёс Мрачный, после чего братья рассмеялись. – Но вы так и не ответили на мой вопрос, – скорбно произнёс Атаринкэ, уже решивший про себя, что дело проиграно. – Ладно, страдалец ты наш, – пафосно-издевательским тоном произнёс Туркофинвэ, встав в позу оратора. – Как самый умный из нас, но совершенно безнадёжный в области именуемой личной жизнью, ты с сегодняшнего дня будешь во всём меня слушаться. Идёт? Курво тяжело вздохнул: – Идёт. А куда денешься? – Итак, наш дорогой и горячо любимый братец, – Турко от души хлопнул Искусника по спине, – ты, я думаю, прекрасно понимаешь, какая проблема встаёт перед нами. Тот кивнул. – Как Охотник и лучший из учеников Оромэ я заявляя.: мы просто обязаны убить двух зайцев! – Красавчик прямо-таки лучился от самодовольства. Ещё бы! Когда дело доходило до интриг – ему не было равных, поскольку любая комбинация приравнивалась им к охоте. – Угу. Короче, Курво, наш хитрец и бездельник предлагает нам и рыбку сесть и на *** сесть, – грубовато заметил четвёртый из Феанорингов. – Но-но-но! Попрошу без оскорблений, Рыжий! – Тьелко выставил перед собой барьер из ладоней. – На широкой спине нашего Искусника, – снова лёгкий шлепок по вышеупомянутой части тела, – держится наше семейное благополучие. – Угу-угу-угу, – продолжал лыбиться Морьофинвэ, явно посмеиваясь над ситуацией. – Иными словами, если этот прощелыга таки свистнет папины камушки, наш бляндинистый голубок будет затыкать дырку в бункере своей жопой! – Морьо! – сокрушённо простонал Куруфинвэ, прекрасно понимая, что в случае провала всё придёт именно к этому. – Что, дружба с Инголдо тоже заставляет тебя причислить к женщинам и детям? – издевательски хохотнув, вопросил известный матершинник Первого Дома. – Нет, дело не в том. Я просто понимаю, что по сравнению с камнями проигрываю, – вздохнул Атаринкэ, осознавший всю сложность возникшей проблемы. – Что? Мне кажется, или я только что слышал, что наш Искусник сдаётся? – присвистнул Турко. – Нет. Просто понимает реальную обстановку. – Ни-че-го подобного! – первый вертихвост Аман принялся ходит из угла в угол отчаянно жестикулируя в процессе разговора. – Значит так, голубчик, ты у нас занимаешься двойной проблемой: обольщаешь Мелькора для себя любимого, а заодно держишь его подальше от нашего, а точнее – папиного – достояния! Соображаешь? – Турко? Ты в уме? – схватился за голову несчастный влюблённый. – Предлагаешь мне шпионить за своим любимым? Это низко и гнусно? И… какой из меня обольститель, – последние слова были произнесены более убитым тоном. – Ты за какую скотину меня принимаешь? – возмутился темноволосый интриган, гневно блеснув фиалковой синевой глаз не одно столетие служивших причиной бессонницы многих красавиц Тириона. – По-твоему, я достаточно бесчестен, чтобы предложить этакое Искажение своему родному брату? – в голосе Тьелкормо зазвучала неприкрытая обида. – Отнюдь, toronya! Я намерен предложить тебе показать своему ненаглядному Вале, что ты лучше, лучше, лучше Сильмариллов! – По-твоему, у меня получится? – Ха! Сам же говорил, что у вас много общего! – плюхнувшись на стол, Красавчик принялся чертить какую-то странную схему. Затем оторвался от своего занятия, повернулся в сторону ничего не понимающих братьев. – Значит так, страдалец ты наш, – вновь обратился он к Курво, – покажи-ка свои несомненные достоинства в неформальной и непривычной для Мятежника обстановке. Глаза Атаринкэ блеснули: – Хорошо. Но как? – Предложи ему временно сменить род деятельности и отдохнуть, – принялся объяснять Охотник. – В конце концов, даже Вале отдых нужен – и для fea, и для fana . И отдых вам предоставят великолепный! С Инголдо я сам договариваться буду, – встретившись с недоумевающим взглядом брата, он пояснил: – У нашего дорогого кузена в нескольких лигах от Тириона имеется уединённый охотничий домик в лесу у озера. Охота, рыбалка, развесёлая компания – то, что надо, чтобы расслабиться. И не возражать! – А кузен... – попытался промямлить сомневающийся Искусник, но Тьелко тут же прервал его тираду, рявкнув: – Я сказал – не возражать! Если понадобиться – мы, ещё в Форменоссэ, устроим похищение невесты, коей будешь ты! Морьо заржал, представив подобную картину. – Угу. Ты его ещё в платьице кузины Артанис наряди! Помнишь, как она обрядила в женские тряпки Артафиндо, когда была совсем малявкой? – Я не невеста! – возмущённо вскричал Курво, осознав, что поздно – пути к отступлению уже закрыты. – Хорошо-хорошо, – потрепал его по щеке Туркофинвэ. – Но если не хочешь ей оказаться, ты сейчас же пойдёшь к отцу и отпросишься у него минимум – на неделю. Остальное мы с Морьо берём на себя.
О Валар, убейте меня!!! Верните меня в Мандос! До конца рабочего дня еще четыре часа, а я уже никакой, от слова "совсем"! Мдя, за все приходится рано или поздно платить - два дня страдал херней, а теперь не знаю за что браться.
Как я и предполагал сегодня мое безмятежное обитание на работе закончилось. На мою бедную больную (во всех смыслах) головую свалилась куча проблем. К выставке по случаю 115 летия со дня рождения Есенина (чтоб ему пусто было) оказывается не все у меня готово. Приходится носится по коридору сломя голову, искать где можно распечатать фотографии. Пожелания счастливой супружеской жизни от директора библиотеки, ибо я его сбил с ног, я не считаю за оскорбление, так, приятный комплимент. Одним словом бардак!
Так как временно моя персональная муза сидит дома и готовится к парам, забыв про меня, я выложу уже (о Эру, как быстро летит время!) довольно старенькое летние.
УМБАРТО
В закат канут погибших неверные тени, Солнце смоет печать легкой поступи Намо, Силуэты троих моря кутает пена. Брат, скажи, почему нас осталось так мало?!
Тетива на ветру – отголоски их смеха, На разбитых губах имена стынут стоном, В Менегроте витает угасшее эхо, Уходящих навек слово станет законом.
Окропила луна Сильмарилл густой кровью, Велит Клятва нам гибель нести теперь к морю, Боль утраты смешалась с любви горькой солью. Спи, близнец. Даже смерть разделю я с тобою.
Жить осталось недолго. Namaria, брат мой! Обреченный. Багровое зарево. Лосгар. Воедино слились моё имя и Клятва, И коней повернуть вспять теперь слишком поздно.
Мдя, на часах уже четыре вечера, а я работать даже и не думаю. Начальство уехало на две недели в отпуск, оставив меня одного в отделе. Лучше бы оно этого не делало... оно же не знает с кем связалось! Настроение совершенно не рабочее. А еще выставку нужно ставить. Хотя... работа - не волколак, в лес не убежит. Какое счастье быть самому себе начальством...
И когда они высадились, Маэдрос — старший его сын и в былые дни, прежде чем ложь Мелькора разделила их, друг Фингона, спросил Феанора: — Кого из гребцов и на каких судах пошлешь ты теперь назад, и кого им перевезти первыми? Фингона Отважного? Тут захохотал Феанор, как безумный. — Никого и ничего! — вскричал он. — То, что бросил я, не потеря — ненужный груз в пути, не более. Пусть те, что проклинали мое имя, клянут его и впредь, пусть возвращаются в тенета валаров. Пусть горят корабли! (с) Дж.Р.Р. Толкиен «Сильмариллион»
— Келебримбор! — крикнул он. — Садись в седло и следуй за мной. Келебримбор — он был среди тех, кто стоял за Ородретом — покачал головой. Они стояли друг напротив друга, отец и сын, и было видно, что неукротимый нрав Феанора проснулся в сыне так же, как и в отце. — Я не пойду с тобой, — сказал он. — Финарато был тебе другом. Он приютил нас, когда пришлось бежать, а ты на совете восстановил против него город. Мне было противно участвовать в пленении королевны, но из сыновней верности я это делал. Мне было противно травить ее как зверя, но я и тут последовал за тобой, потому что решил — лучше ей быть пленницей в Нарогарде, чем в Ангбанде. Еще час назад я желал выследить ее, ибо не знал, что Берен жив. Но вы знали, вы видели их вместе — и пожелали довести до конца дело Саурона… Я не могу больше следовать за тобой, отец, ибо ты идешь путем бесчестия. Куруфин сплюнул кровью. — Я надеюсь, ты передумаешь, сын. Келебримбор снова покачал головой. (с) Ольга Чигиринская «По ту сторону рассвета»
Но Диор ничего не ответил сыновьям Феанора, и Колегорм убедил братьев готовиться к нападению на Дориат. Они явились неожиданно и сражались с Диором в Тысяче Пещер. И так произошло второе убийство эльфа эльфами. Там Колегорм пал от руки Диора. (с) Дж.Р.Р. Толкиен «Сильмариллион»
Оставшиеся в живых сыновья Феанора внезапно обрушились на изгнанников Гондолина и остатки народа Дориата, и перебили всех. Но в битве той часть их воинов участвовать отказались, а некоторые и вовсе перешли на другую сторону и были убиты, защищая Эльвинг от их собственных лордов (ибо таковы были скорбь и замешательство, царившее в сердцах Эльдар в те дни). И все же Маэдросу с Маглором удалось одержать победу, хотя они и остались последними из сыновей Феанора; Амрод с Амрасом в тот день были убиты. (с) Дж.Р.Р. Толкиен «Сильмариллион»
- Да, это новая цель жизни, - проговорил Песнопевец. - Но об этом ли мечтали мы в Форменосе вместе с отцом?.. - и в этот миг Маглор внезапно обернулся. Безупречным чутьем воина он почувствовал опасность и схватил занесенную для удара руку раньше, чем кинжал вонзился в его спину. Нападавший вскрикнул от боли. Крик был почти детский. Сыновья Феанора вскочили на ноги, с изумлением глядя на неудачливого убийцу. Перед ними стоял юноша, еще недавно бывший мальчиком. Его глаза горели ненавистью, лицо было сведено болью (Маглор вывернул ему руку и по-прежнему крепко держал), но братьев поразила не ярость во взоре отрока, а то, что черты его лица были им знакомы. (с) Альвдис Н.Н. Рутиэн "Эанарион"
Во имя клятвы — Но достигнут ли наши голоса Илуватара за Кругами Мира? А ведь именно Илуватаром поклялись мы в своем безумии и призвали на себя Вечную Тьму, если не сдержим слова. Кто же освободит нас? — Если некому освободить нас, — молвил Маглор, — то сдержим мы клятву или нарушим, Вечная Тьма — наш удел; но меньшее зло совершим мы, нарушив ее. Однако в конце концов он сдался на уговоры Маэдроса, и вместе они придумали, как заполучить Сильмарилы. (с) Дж.Р.Р. Толкиен «Сильмариллион»
Но сильмарил нестерпимой болью жег руку Маэдроса; и тот осознал правдивость заявления Эонве о том, что они потеряли право на обладание сильмарилами, и что клятва их была тщеславна и напрасна. Исполнившись безысходности и сожалений, он бросился в ближайшую расщелину, в глубинах которой жарко пылал подземный огонь; он погиб, а сильмарил, что был у него с собой, провалился в самые недра Земли. (с) Дж.Р.Р. Толкиен «Сильмариллион»
Рассказывают, что и Маглор недолго терпел причиняемую сильмарилем боль; в конце концов он бросил его в Море, и впоследствии долго блуждал по его берегам, напевая волнам песни, исполненные скорби и раскаяния. (с) Дж.Р.Р. Толкиен «Сильмариллион»