Тень старого города

[2345666]

Никогда не писал в таком стиле. Идет очень тяжело. Планировался как роман с двумя частями. Пишу в соавторстве с ~Аруна~.
Предупреждение: любое сходство с персонажами Лукьяненко - чистое совпадение, ибо не смотрел, не читал и вообще - не переношу на дух.


Часть 2. «Ночная смена»

Смена не задалась с самого начала. Жуткая жара, аномальная для сентября, всему виной, или бурно развивающиеся людские фантазии, подпитанные современной компьютерной графикой, усовершенствующейся с пугающей скоростью. Или же дневная смена, забывшая добить очередную мелкую лесную пакость, зачастившую в последнее время в квартиры воронежцев Юго-Западного района. Строить догадки бесполезно, но как ни крути - факт остается фактом – смена не задалась.
Камилла, изрядно простояв в автобусе в час пик в очередной пробке на перекрестке возле Цирка, летела на работу.
Это была стройная, высокая девушка лет двадцати двух, только окончившая ВУЗ и проходившая стажировку в среднестатистическом компьютерном салоне, на поверку оказавшимся Тайной полицией.
Длинные пепельные (надо заметить не крашенные) непослушные волосы постоянно лезли, куда не надо.
«Остричь, что ли?!» – негодующе подумала девушка в сотый раз, откидывая их за спину. Но потом, все же, с легкой улыбкой провела по ним рукой. Да, волосы были ее достоянием, и она их берегла и лелеяла, как мать лелеет ребенка, непослушного, но все же своего.
Среди дневной смены уже давно ходила шутка, метко брошенная Изабеллой: «Ка-милла – вампирелла», что, в какой-то мере, было правдой.
Предки девушки вели свой род из Трансильвании, а в этой, забытой Богом, местно-сти никто не знает, что может случиться с красивой женщиной. Но сама Камилла явно тя-готела к культуре Древнего Египта. Это было заметно во всем: в украшениях, в одежде и даже в разговоре. В ее ушах при каждом шаге позвякивали золотые серьги в виде анкха. На шее у нее так же был анкх, а браслеты, плотно охватывающие запястья, представляли собой бога Тьмы – Анубиса. И это все была Камилла.

* * *

Девушка летела «на всех парусах» к зданию отдела, расположенному в Юго-Западном районе, а точнее на улице Комарова в доме номер шесть. Спотыкаясь по дороге о разбросанные плиты недавно начатой стройки, Камилла в который раз пожалела, что сегодня, именно сегодня она обула новые туфли на высоких каблуках.
В очередной раз, споткнувшись и чуть не потеряв равновесие, она проворчала: «Весь город заполонили эти… стройки. Скоро и нечисти будет развернуться негде, не то что людям».
Добежав до дома, она замедлила шаг и, одернув перекрутившуюся черную юбку, пошла медленной, уверенной походкой царицы.
Смена не задалась с самого начала, и в этом Камилла вскоре убедилась сама. У входа в подъезд, опершись о дверной косяк, стоял Иван Владимирович Егоров, или попросту – шеф. О – шеф! О нем стоит поговорить подробнее.
Егоров был неординарной личностью неопределенного возраста («Нет, - подумала Камилла, - скорее все же, ближе к пятидесяти».) с длинными с проседью, черными волосами, заплетенными в тугую косу, из которой выбивались некоторые пряди, придавая его внешности вид заправского пирата. Еще больше подчеркивала это сходство вставленная в левое ухо серьга из червонного золота в виде подковы и небольшая черная бородка и усы. Его лицо было без малейших признаков морщин. Греческий профиль и худощавое телосложение. Густые черные брови, сходящиеся на переносице, пронзительные, ледяные серые глаза и тонкие губы с слегка приподнятыми уголками придавали этому строгому, но справедливому «пирату городских гаваней и бесконечных строек», выражение ехидной ухмылки.
Камилла, издали заметив Ивана Владимировича, слегка съежившись, продолжила спокойно идти, попутно разглядывая шефа. Шеф стоял, невозмутимо раскуривая длинную, слегка изогнутую трубку. Последний луч заходящего солнца скользнул по лицу Ивана Владимировича, отразился от золота серьги и, утонув в черном одеянии, пропал.
Егоров был одет в черный длинный балахон, с длинными, доходящими до колен, расклешенными рукавами. Эта просторная хламида была подпоясана серебряным поясом изумительной, тонкой ковки. На поясе висел длинный кинжал с рукоятью в виде феникса. Всю эту живописную картину дополняли высокие сапоги с отворотами, подбитые большими железными гвоздями. Так что приближение шефа можно было услышать на пятом этаже, в то время когда он сам находился на первом.
«Сегодня он что-то слишком спокоен.… Но в тихом омуте черти водятся», - подумала Камилла, подходя к Ивану Владимировичу.
- Опять опаздываешь? – раздался над ухом девушки скрипучий голос шефа. Камилла решила проскользнуть в то узкое пространство между косяком двери и рукой шефа, обещающее ей свободу от расспросов. Но Егоров оказался быстрее, перегородив дверь полностью. – Я к тебе обращаюсь!
- Простите… - только и смогла выговорить девушка.
- Вчера ты опоздала на полчаса, а сегодня, - он посмотрел на часы, - на два с четвертью! Работы по горло, а ты где-то бродишь!
- Не ГДЕ-ТО, а в пробке! – возмутилась Камилла.
- А ну, марш в кабинет! Переоденься, и сразу же выезжайте на улицу Добролюбо-ва! Там замечен выброс негативной энергии! Возможно призрак! Георгий и Вадим тебя дожидаются. Если бы ты опоздала еще на четверть часа, то Вадим остался бы без одежды. Они там в карты режутся, - с усмешкой добавил он. – Да! И сними эти побрякушки, а не то я сам это сделаю! – грозно сказал Егоров, пропуская Камиллу вперед.
Камилла влетела по лестнице на четвертый этаж, оглянулась, не идет ли Егоров, и проговорила:
«Не сниму! На себя бы лучше посмотрел, пират!» - и вошла в кабинет.
А там, удобно устроившись на столе, сидел Георгий. Молодой парень лет двадцати четырех, спортивного телосложения. Его длинные темно-русые волосы были взъерошены, а лицо покраснело от смеха. Увидев Камиллу, он сразу спрыгнул со стола, держа в руке колоду карт. На пол упала, звякнув, зажигалка Вадима. Парень смущенно улыбнулся, пытаясь спрятать карты. Камилла подошла к столу, окинув Георгия гневным взглядом, подняла зажигалку и протянула ее Вадиму. Парень, сидевший за тем же столом, с готовностью забрал свою игрушку.
- Хорошо, что ты не опоздала на три часа! Пирата нашего видела?! – спросил девушку Вадим.
Он был лет тридцати. Белая кожа, короткие белесые волосы, непослушно торчащие во все стороны и красные глаза – все это выдавало в нем альбиноса. Но во всем остальном он оставался обычным человеком. Вадим носил кожаную рубашку, штаны и камзол черного цвета.
- Еще бы не видела! Вот только сомневаюсь, что на левом берегу бродит призрак! Что-то мне не верится в это все! – сказала Камилла. Ребята непонимающе уставились на нее.
- А ну поясни! – в один голос воскликнули они.
И девушка воодушевленно принялась объяснять:
- На левом берегу слишком много заводов. К тому же он был застроен намного позже правого. А призраки, как правило, появляются в местах массового скопления негативной энергии, как на правом берегу.
- Какая разница?! Все равно туда ехать! На месте и выясним! – подытожил Вадим.
Они вышли во двор, являвшийся так же служебной автостоянкой, и сели в машину.
Включилось зажигание, и «хаммер» тут же рванул с места.


* * *

Егоров был отчасти прав. В районе Добролюбова уже четыре часа «ходило» нечто странное, заползающее в киоски и ворующее печенья и конфеты. Это нечто, по словам некоторых очевидцев, напоминало старую рваную рубашку шестидесятых годов красного цвета, вместо головы детская шапка с бубоном. Эта «рубахо-шапка», как окрестила ее одна продавщица, вылетевшая с громким криком из магазина, обладала некоторым подобием разума.
Но помимо «рубахо-шапки», которая, впрочем, если закрыть глаза на то, что она до смерти напугала с дюжину юных продавщиц и обчистила киоски, была безобидным созданием, ходило, летало, ползало и плавало с полсотни непонятных существ. Некоторые из них напоминали монстров из компьютерных игр, некоторые – персонажей из американских мультсериалов, беспощадно колотящих прохожих. А некоторые существа – вроде люди, только до настоящих людей им было ой как далеко. Просто оболочка, наполненная злобой и ненавистью ко всему живому.
Камилла, вооружившись самострелом, на ходу подстрелила маленького зеленого чертика. Снаряд пролетел сквозь него и, не сбавляя скорости, врезался в окно на первом этаже.
- Что это за чертовщина?.. – прошептала девушка, почти полностью скрываясь под сиденьем «хаммера». – Нет, ребята, вы это видели?! Снаряд должен был пригвоздить зе-леного к асфальту!
- Пригвоздить?! – иронически переспросил Георгий.
- Ну ладно, сбить с ног. Но он.… Эти существа недостаточно материальны, для того чтобы мы могли причинить им реальный вред, но вполне материальны, для того чтобы причинить вред кому-нибудь другому. Ну, Вадим, ты у нас любитель чудиков, советуй как быть, иначе они город разнесут!
- Я вам, не камикадзе! - Подал голос Вадим. – Но что касается меня, то я не имею ни малейшего понятия обо всей этой хренотени!
Нечисть с каждой минутой, все больше расползалась по улице. Пока что единственным местом без видимых увечий оставалась лишь старая церквушка, переполненная в этот уже поздний час людьми, верующими и не очень. Но это только пока. Но самое странное – на улице не наблюдалось детей. Все они спокойно спали в своих кроватях, тихо шепча во сне непонятные слова на мертвом языке. Ни один лингвист не возьмется с уверенностью сказать, что это за язык. А если бы и сказал, то потерял бы работу, а может и жизнь.
Язык состоял в основном из мягких певучих звуков. Слова короткие, но обладающие какой-то тягучестью, засасывали стороннего наблюдателя, словно трясина.
Слова сплетались в строки непонятной песни, действующей на окружающих успокаивающе и завораживающе. Однако, совершенно иное действие - действие отражающей поверхности, они оказывали на самих детей. Страх… Их сковал всепоглощающий страх, заставляя говорить непонятные слова, обещающие развоплотить, уничтожить источник. И все, как один, верили ему, бесследно избавляясь от одного источника, но тут же встречались с другим. И опять слова… Страх побуждал, язык исполнял, а источники воплощались в реальность. Это всего лишь часть причинно-следственной связи неожиданно возникшей серьезной проблемы.
- Камилла, придумай хоть что-нибудь! Ты ведь у нас вампир! – взмолился Георгий, едва успевая варьировать меж столкнувшихся автомобилей.
- Эй ты, умерь пыл, а то, не ровен час, и пристрелить ведь могу тебя вместо нежи-ти, - вспыхнула девушка, для убедительности потрясая перед носом Георгия самострелом.
-Прибереги свое высокоскоростное оружие. - Заметил Вадим. – Для начала, все же, стоит попробовать некоторые магические формулы. Они, как следует заметить, могут быть…
- Могут быть, не могут быть – короче, «Склифосовский»! – довольно грубо, прервала его Камилла. – Магия - это конечно хорошо, но пока ты произнесешь формулу полностью, состоящую, ох, из семидесяти восьми слов, тебя либо сожрут, либо задушат, либо сожгут, а если, все же, этого не произойдет, то я лично освобожу твой дух из лишенного пигмента тела, клянусь Анубисом!
Время летучей мышью незаметно метнулось за полночь. На бескрайнем темно-синем небе из облаков вышла кроваво-красная луна. Звезды мириадами маленьких светлячков отражались в тихой воде водохранилища. Но тишина - понятие растяжимое. Мы привыкли толковать ее по-житейски. Для степенного городского жителя – это когда сосед в два часа ночи лег спать и выключил орущую на весь подъезд музыку. Но эта тишина – уже другое толкование.
Мертвая, пугающая тишина опустилась на левый берег. Люди, едва увидев «хам-мер», разбегались в разные стороны. Одни лишь бесконечные монстры свободно разгули-вали по тротуару.
Луна вошла в полную силу и высоко поднялась над напуганным городом, освещая мертвым желтым светом страшное зрелище. На асфальте неподвижно лежала молодая женщина, а около нее сгрудилась четверка упырей.
Георгий повернулся к Камилле и произнес:
- Если мы что-нибудь не предпримем, то скоро будем отлавливать не четверку вампиров или дюжину оборотней, а половину города тварей. Каких?! Выбирайте на свой вкус. Какие вам больше нравятся?
- Камилла! – Обратился Вадим к девушке. – Если присмотреться, то они и ничего вроде. Правда, малость зубастые, а в остальном - очень похожи на тебя. Вы, случаем, не родственники?!
- Нет! – отрезала девушка и, не оглядываясь, наотмашь ударила его. Тот, взвыв, потер правый глаз и отполз подальше.
- Девчонка, умеющая драться и наделенная силой, похуже, чем обезьяна с гранатой! – заключил он.
Между тем Камилла и Георгий яростно обсуждали дальнейший план действий;
- Может, вызовем подмогу и тогда все вместе решим, что с этой проблемой делать? – предложила девушка.
- Мысль, конечно, интересная, но не факт что они попрутся к нам. У них у самих наверняка проблем хватает. Эти твари уже давно расползлись по всему городу. - Заметил Георгий.
- Ну, а что ты предлагаешь?
Парень закусил губу, и долгое время молчал, выезжая на Северный мост. В салоне повисла гробовая тишина. Неожиданно на встречную полосу на всей скорости выскочил КАМАЗ. Георгий резко нажал на педаль тормоза, но было уже поздно. «Хаммер» переле-тел через кабину грузовика, перевернулся в воздухе и, сломав заграждения, с глухим всплеском упал в воду.
Ребята, весь сумасшедший маршрут просидев в немом испуге, опомнились тогда, когда салон Хаммера на половину затопило водой. Георгий отпустил баранку и судорожно заколотил ногой по двери, изрядно примятой от удара. Дверь поддалась после седьмого пинка. Оттолкнувший ногами от сиденья парень вынырнул на поверхность с шумным вздохом. Камилла, замешкавшись с ремнем безопасности, про себя осознавала, что выплыть в проделанное отверстие уже не успеет и, собрав весь оставшийся в легких кислород, просто вырвала с корнем дверь, находившуюся подле себя. От приложенных усилий жалкие остатки кислорода сгорели моментально. С удвоенной скоростью рванула она в грязно-зеленую высь, посеребренную лунной дорожкой. Пробкой вылетев на поверхность, девушка быстро оглядела гладь воды и, заметив Георгия, подплыла к нему.
-А где наш покалеченный альбинос? – задыхаясь, спросила она.
- Соображает на троих с рыбами на дне водохранилища, - довольно спокойно ответил парень.
Девушка, набрав побольше воздуха в легкие, поймав себя на мысли, что если они все же выплывут, то непременно нужно бросать курить, погрузилась под воду, на ощупь ища затонувшую машину, а вместе с ней и альбиноса-недотепу. Благо глубина в районе Северного моста составляла всего три с половиной метра. Камилла довольно быстро нашла в этой грязной, мутной, пахнущей тухлой рыбой лужи затонувший Хаммер. Да и затонувшим его назвать-то было сложно. Вода всего на метр скрывала злополучную машину. Найдя не подававшее никаких признаков жизни тело, девушка рывком вынырнула на поверхность. Ее встретил Георгий и, перехватив сослуживца, поплыл к отмели. Камилла с запозданием отметила красную струйку крови, сочащуюся из–под темно-русых волос парня. Да и выглядел он смертельно уставшим. Девушка подплыла к нему и собралась взять Вадима, как ноги коснулись илистого дна водохранилища.
Выбравшись на берег, превращенный «заботливыми» отдыхающими в помойную яму и выглядевший как после нашествия «татаро-монгольского ига», ребята провалились в забытье.
Провалявшись на берегу около полутора часов, Камилла выползла из-под кучи вы-сушенных солнцем водорослей и, присев на валяющееся неподалеку бревно, стала паль-цами вычесывать ракушки и тину из мокрых волос, лежащих спутанными сосульками на плечах. Как ни странно, вторым очнулся Вадим, находившийся под водой больше поло-женного времени и успевший наглотаться столько гадости, что на всю жизнь запомнил сладко-тухлый вкус водохранилища, собравшего в себе всю химическую таблицу Менде-леева. Откашлявшись, он, пошатываясь, подошел к девушке и, присев рядом с ней, закрыл руками лицо.
-Уже светает, - тихо проговорила Камилла. – До заступа на дежурство дневной смены осталось два часа. Вадим, как ты?
-Ничего, - едва слышно ответил мужчина. – Доберемся до офиса, не забудь мне напомнить, чтобы я выпил ведро марганцовки.
- Ведро? – непонимающе переспросила девушка.
- Я столько наглотался всякой местной живности, что и десяти литров будет мало, чтобы обезвредить плавающих у меня в желудке тритонов и головастиков. А где Георгий?
Девушка быстрым взглядом пробежалась по ломаной линии берега и, найдя вздымающуюся кучу водорезов и ряски, на четвереньках поползла к ней. Этой кучей оказался Георгий. Кровь струилась по виску, и мерно капала на мокрый песок. Камилла откинула с его лба прядь волос, нащупав глубокую рану. Девушка, сняв с себя кофту, оторвала от нее рукав и приложила ткань к ране, пытаясь остановить кровотечение. Георгий застонал, не приходя в сознание. Камилла жестом подозвала Вадима и вдвоем они перетащили парня под деревья, еще не успевшие скинуть листву, разукрашенную яркими осенними красками.
Оставшись без каких-нибудь средств связи, ребята решили ждать выезда дневной смены на место происшествия. Бросить Георгия в таком скверном состоянии они не посмели, а тащить на себе не получалось.
С первыми лучами солнца, осветившими мутное зеркало воды, на дороге, ведущей к пляжу, на котором разместились продрогшие, мокрые и уставшие сотрудники ночной смены, послышался рокот мотора, издаваемый Хаммером. Камилла, успевшая задремать на плече Вадима, вздрогнула и резко поднялась на ноги.
По дороге, не сбавляя скорости, несся Хаммер (Камилла прикрыла глаза) Ивана Владимировича Егорова. Машина, управляемая опытной рукой «пирата» сделала резкий поворот и остановилась в двух метрах от воды. Из салона вышел Егоров. По его растрепанному, немного помятому виду и гневно вспыхивающим глазам сразу можно было понять, что он в ярости.
- Перед ним помахать красной тряпкой - и можно сразу переквалифицироваться из сотрудника ночной смены Тайной полиции в тореадора, - заметил Вадим, едва шевеля губами.
- Сейчас не важно кто в кого переквалифицируется, важно чтобы с Георгием ничего серьезного не слу…, - Камилла не успела договорить, и окончание слова потонуло в густом баритоне шефа:
- Доброго утра господам «утопленникам», умудрившимся сделать из машины под-водную лодку, да еще обзавестись трупом.
- Он не труп, а мы не утопленники, - сухо заметила Камилла, машинально ища за поясом самострел. Запустить в шефа чем-нибудь тяжелым ей хотелось еще с вечера. Но, увы, самострел, как и мобильный телефон, и машина, лежал на дне водохранилища.
- Пока еще не труп, - хладнокровно поправил Егоров. – Но скоро им будет, если не предпринять необходимые меры. Безжизненное тело затаскивайте в машину, а сами про-гуляйтесь до отдела пешком и, вместе с дневной сменой, отправляйтесь на задание. Наде-юсь, вы хоть его-то не провалите.
Камилла с Вадимом аккуратно водрузили Георгия на кожаное сиденье салона, стараясь не стукнуть и не потревожить его.
Подойдя к девушке, Егоров сказал:
- Коли не знаешь, что делать, то поступай так, как подсказывает интуиция. Пред-ставь воду твердым телом, и ты сможешь пройти по ней, не намочив сапог; представь землю мягкой и тягучей - и ты в ней утонешь. Совсем не главное то, какими являются ве-щи, а главное то, как мы их себе представляем, - с этими словами он вскочил в машину и уехал по направлению к зданию отдела.
- Вот гад! – со злостью сказала девушка, - Хоть бы вывез на проезжую часть, зараза!
- Вернемся в отдел, я с ним по этому поводу побеседую, - пообещал Вадим, - А что он тебе говорил?
- Что-то про воду и землю, - пожала плечами Камилла. Девушка твердо решила свою догадку, как уничтожить гостей ночных кошмаров, пока оставить при себе.
Зацепившись друг за друга, они, едва переставляя ноги, пошли по направлению к Юго-Западному району, заранее готовясь выслушивать весьма «лестные» отзывы и комментарии в свой адрес от дневной смены.

* * *
Солнце, стоявшее в зените, освещало город. Сентябрь выдался жарким и поэтому деревья еще красовались в своих летних нарядах. Яркие, радостные пятна на серой повседневной картине города, нарисованного творцом. Янтарные лучи светила пробивались через ажурные кружева листьев и солнечными зайчиками падали на асфальт. Маленький серый котенок, разнежившись под лучами, лениво играл с солнечными бликами.
В этот день люди не спешили на работу и не толпились в душных автобусах, на-бившись в них как сардины в банке. Они проводили свое время в церквях, прячась от не-чистой силы, ходившей, летавшей, ползавшей…одним словом пребывающей на улицах города ночью. Подобного кошмара Воронеж еще не знал. Священники, как один, вспом-нили, что в услужение господне надо творить добро и проповедовать истину, а не обирать доверчивых бабулек до нитки, разглагольствуя, что на кон умершему кроме парафиновых свечек и хлеба ставится и копченая колбаса, и рыба, и разного рода другая снедь.
Рассуждая на тему православия, а точнее - надоедливых попов, по пустынной улице, сохранившей след пребывания монстров, опираясь на наспех сделанные посохи (вероятно, отломанные ветки от ближайшей рябины) шли двое. Камилла все никак не могла простить шефу его бесцеремонный уход. Вадим пытался утихомирить девушку, но вскоре демонстративно махнул рукой, полагая эту затею бесполезной тратой сил, и безропотно выслушивал нецензурные выражения в перерывах между чиханием.
Лишь к двум часам дня ночной смене, весьма покалеченной после аварии, удалось добраться до отдела. Дневной смены, как и предполагали ребята, в отделе не оказалось, но зато оказался Панкрат Савельевич Поляков – начальник ночной смены. Этот субъект обладал посредственной внешностью, лошадиной улыбкой и скверным характером, за что носил прозвище «обезьяна».
- Картина Репина «Приплыли», - выдохнула Камилла, открывая дверь.
- Что случилось? – не понял Вадим, но тут же прикусил язык, увидев Полякова.
- Так, так, так… Кого я вижу?! – выпалил с ходу Поляков. – И за что, спрашивается, вам платят деньги?! Эти пугала разгуливают по городу, а вы что делаете?! Что бы через десять минут я вас уже здесь не видел! А из зарплаты вычту неустойку за сорванное задание!
Камилла прикрыла дверь, стараясь, чтобы та не стукнула, и привалилась к ней спиной.
- Знаешь, - улыбнулась девушка, - а мне одно стихотворение вспомнилось.
- Прочитай, - попросил Вадим, вытирая со лба блестящие капельки пота.
- Правда, автора не помню, ну да ладно, - сказала Камилла и тихо начала читать, медленно спускаясь с напарником на первый этаж
- Я хочу взлететь как птица
Над просторами морей.
Я хочу увидеть лица
Тех, кто жил на стыке дней.

Я хочу, да что бояться
Заглянуть за смертный тлен.
До конца я буду драться.
Смерть в бою - не клятый плен.

Но ломаются вдруг крылья,
В чаше горькой правды - яд.
Не лекарства от бессилья
И дороги нет назад.

Нет друзей, одни лишь слуги
Да наигранность и фальшь,
Что летят на мед как мухи,
Не на мед... скорей на фарш.

Отрицаем все, что было.
Мир есть склеп, а склеп есть мир.
Все решает только сила,
А в чуму для знати пир

Мы ломаем сами крылья,
В чашу наливаем яд.
Есть лекарства от бессилья
И дорога в Рай - не в Ад.

- Из всей этой …философской мутотени мне больше всего понравилась концовка, - подытожил Вадим, - Это единственное что я понял.
- Эх ты, знаток поэзии! – выпалила Камилла. – Поэзия, поэзия. Но сейчас надо думать не о высоком, а о нашей головной боли. Заглянем к алхимику и пойдем помогать дневной смене.
На первом этаже здания в небольшой, убого обставленной комнатушке, облюбованной под жилую площадь, расположился алхимик, врач и маг Тайной полиции Юго-Западного района.
Андреев Андрей Антонович – невысокий старикашка лет восьмидесяти с огромной лысиной, из которой на макушке торчало три волоска. Андреев обладал внешностью отъявленного маньяка, беззубым ртом (правда, иногда он не забывал вставлять челюсть с неестественно белыми выпирающими зубами, отчего становился похожим на героя былинных сказаний, но это бывало крайне редко) и невыносимым писклявым голосом. К тому же, эта ошибка матушки-природы обладала сильным акцентом.
Поляков пытался сосватать это «восьмидесятилетнее чудо» дневной смене в Се-верном районе, расхваливая его, точно арабского скакуна, но Тарасов лишь открестился, не желая иметь дело ни с «товаром» ни с «торговцем».
Ребята тихо зашли в клетушку Андреева. Алхимик как всегда ел. Все люди едят, чтобы жить, но Андреев Андрей Антонович живет, чтобы есть! Он ел, вскрывая жмуриков. Он ел, выводя новую формулу избитой муравьиной кислоты с какими-то травами. Он ел на совещаниях и собраниях. Он ел постоянно. Андреев некогда пытался слопать черную кошку, доставленную к нему для опытов, но она показалась ему слишком жесткой и невкусной даже после двухчасовой варки на сухом горючем.
- Сто нато? – спросил Андреев, смачно глотая.
- Нато сретсто от нежити, - передразнила Камилла Андреева, который сидел у нее в печенках.
- Сто?- переспросил алхимик.
- Средство от плодящейся нежити, - спокойно ответил Вадим.
- Так би съазу и сказали, - проговорил алхимик, вручая недоеденный кусок пирога в руки Вадиму. Мужчина растерянно посмотрел на Андреева, снующего по лаборатории в поисках какого-то раствора, в самый неподходящий момент неожиданно провалившегося в бездонную яму, зовущуюся полкой. Камилла подошла к Вадиму и со снисходительной улыбкой похлопала его по плечу.
- «Я памятник себе воздвиг», - продекламировала девушка, иронично поглядывая на напарника, застывшего с куском пирога. – Я, конечно, все понимаю, что еда – это святое, но ты так и будешь стоять с этим пирогом?
- Знаешь, Андреев хоть и лицедей, но его пирог пахнет превосходно. Мы над ним смеемся, а чувства вкуса у него не до конца исчезло, - принюхиваясь, заключил Вадим.
- С чем хоть пирог? - поинтересовалась девушка, пытаясь заставить заткнуться немилосердно урчащий желудок.
- С рыбой. И, по-моему, слегка прикопченной на углях семгой, - выговорил Вадим, плотоядно поглядывая на уцелевшую половину пирога.
Наконец Андреев вытащил на свет божий из закромов своей бездонной полки небольшую колбочку розового цвета, ужасающе пахнущую. Ребята, забыв о пироге с прикопченной на углях семгой, пулей вылетели из лаборатории, прихватив с собой настой из тухлых страусинных яиц смешанный с корнем сонной травы.
- Вадик, а мы спросили, как эта благоухающая штука работает? – опомнилась Камилла, выскочив на улицу.
- На месте узнаем. Только пока не открывай ее, - предостерег девушку мужчина.
Далеко ходить им не пришлось. Нежить, размножившись до числа жителей Воронежа и Воронежской области вместе взятых, шаталась по всему городу небольшими группами численностью в пять-шесть экземпляров. Одну из таких групп ребята и увидели.
- Милая компания, - проговорила Камилла, кидая в них склянку с настоем. Последовал взрыв… Демоны, а это были они, обрызганные вонючей дрянью, начали корчиться и испускать шипящие звуки.
- Надеюсь, что с этой пятеркой покончено, - отозвался Вадим на восклицание девушки. Мужчина брезгливо стряхивал с одежды капли настойки, отлетевшие в него при взрыве.
- А вот в этом я не уверенна, - простонала Камилла, дергая Вадима за рукав рубашки.
Шипящих и извивающихся в агонии демонов начал окутывать тяжелый густой туман, больше похожий на молоко, разлитое на землю. Через мгновение туман рассеялся также внезапно, как и появился. Но вместо пятерки угасающих на глазах демонов, скалили зубы и рычали живее всех живых десять демонов, похожих друг на друга, как две капли воды.
- Э-э-э, они что, почкованием размножаются?!- растерянно спросила Камилла, гля-нув на Вадима.
- В отдел! Живо! – мигом распорядился мужчина, утягивая за собой девушку. - Эти твари дружелюбием не отличаются!
Ребята скользнули в подъезд и закрыли за собой дверь как раз вовремя. Металлические пластины разошлись под острыми бритвами когтей как подтаявший кусок сливочного масла под ножом.
- А давай им маникюр сделаем, - предложила Камилла дрожащим от волнения голосом, что бы хоть как-то разрядить обстановку. Но шутка была воспринята альбиносом в серьез. Он поморщился, процедив сквозь зубы:
- Нет, маникюр пусть делают сами, а у меня нет никакого желания. Сейчас план действий такой, во-первых, нужно начистить наглую физиономию нашему «наилюбимейшему» алхимику, который едва не загнал в гроб тебя и меня; во-вторых… А, там посмотрим!
Андреев как будто их ждал. Он сидел на высоком резном стуле и играл маленькой прозрачной бутылочкой с плещущейся красной жидкостью внутри, медленно перекатывая ее по ладони.
Резким ударом ноги Вадим вышиб дверь и влетел в лабораторию. Вид у него был довольно потрепанный: глаз заплыл, превратившись в узкую щелочку, под глазом иссиня-черный кровоподтек, всклокоченные волосы и трех дневная белая щетина, делавшее лицо еще более белесым и безжизненным.
Андреев, подскочив на стуле, стал, запинаясь, извиняться, ссылаясь на то, что ошибся в выборе средства.
- Ошибся? – нарочито мягким голосом, не предвещавшим для Андреева ничего хорошего, спросил Вадим. - Так пойдем с нами, и ты уведешь, чего стоила твоя ошибка!
- Яс нэ хотчу! – завопил окончательно запуганный Андреев. – Естли хотитэ скоъмитэ мэна Полакову, иле съазу Егоову, но нэ отпъавлаитэ мэна на улицу!
Вадим, глядя в расширившиеся от ужаса глаза алхимика, лишь махнул на него рукой:
- Что с тобой будешь делать? Если бы это были феи или, на худой конец, лесовики, я бы не возражал. Пусть плодятся, лишь бы людям не мешали. Но это демоны, Андреев! Демоны! И из-за вашей ошибки мы едва не преставились. Ну ладно, не убивать же вас, право, а вот побить следовало бы, будь вы чуточку моложе. Пойдем, Камилла, - обратился альбинос к девушке. - Нам здесь делать уже нечего. Ведь не станешь, на самом деле, бить старика.
- Бутил возмитэ! – вдогонку крикнул Андреев. – Яс спэцално сваил его вам!
- Оставь своё варево при себе. Небось, пригодиться, когда эти твари в отдел полезут, - отмахнулась от алхимика Камилла.
Ребята вышли из лаборатории и разошлись в разные стороны. Вадим отправился в столовую с целью что-нибудь съесть да еще прихватить с собой для Камиллы. А девушка с тяжелым сердцем пошла к Полякову, нутром чувствуя, что после этого визита валерьянку пить она будет долго.
* * *
Клан домовых располагался на Теневой стороне города и занимал два средневековых замка, расположенных на месте Адмиралтейской площади зеркального отражения зримого города, пропущенного через призму веков.
Было время, когда эти существа спокойно разгуливали по Воронежу, охраняя по-кой людей и оберегая домашний очаг. Но время течет неумолимо, подминая под себя ста-рые порядки и устоявшиеся законы. С развитием транспорта город превратился в сума-тошное скопление железных монстров, несущихся в бесконечность со скоростью света. Привыкшим к чистому воздуху и умеренному течению жизни, домовым стало тесно в за-газованном городе. Да к тому же кардинально изменилось отношение людей, уже не ве-рящих в маленьких бессмертных человечков, оберегающих дом. Дети стали быстрее взрослеть, превращаясь в компьютерных маньяков, и им уже не нужны глупые сказки, где Добро непременно победит Зло. Все это и еще кое-какие события сподвигли клан, насчи-тывающий около полутора тысяч домовых, перебраться на Теневую сторону.
- Ярослав, в городе начались беспорядки, - обратился Мстислав к главе клана.
Ярослав - низкорослый старик с длинной седой бородой и пепельными волосами, не знающими ножниц и костяного гребня тысячу лет, стянутыми на лбу льняной повяз-кой. Чуть выше переносицы у домового виднелась небольшая отметина в форме жар-птицы раскинувшей в полете крылья. Если верить легенде, сам Перун нарек отца Яросла-ва прародителем клана и наделил своеобразной меткой, отличающей членов древнего ро-да от остальных домовых. С тех пор минул водоворот веков, а домовята у древнего, воз-любленного громовержцем рода, продолжают рождаться с отметинами на лбу.
Одежда Ярослава отличалась богатством. По кафтану от воротника до подола тя-нулись расписные золотым шитьем дубовые листья, образуя своеобразную вязь. На алой рубахе звездным светом отливал черный жемчуг. Даже в лапти были вплетены серебря-ные нити.
- Нет необходимости, Мстислав, лезть в дела людей, - спокойно отозвался Ярослав. – Они ни во что не верят и бояться лишь провала в бизнесе. Чем мы им можем помочь?
- Но так нельзя! Ты забыл о детях, брат! – с жаром настаивал Мстислав, самый младший отпрыск прародителя рода.
- Дети уже не те, которых ты, дорогой мой брат, помнишь, - вздохнул Ярослав. – После того, как мы ушли из зримого мира, вся забота о людях была возложена на Тайную полицию. И, к тому же, именно Тайная полиция вынудила нас покинуть зримый город, мотивируя тем, что наш клан, в каком-то смысле, тоже является нечистью. Ты помнишь это, брат? Смешно, правда? Нечисть! Так пусть они и борются со своей напастью без нас, нечисти!
- Нет, Ярослав. Я не поддерживаю твою точку зрения. В тебе говорит гнев, но нельзя вечно злиться на тех, кто поступил так из-за своей неграмотности. Тайная полиция кто? В основном люди.
Ярослав вопросительно поднял бровь, глядя на Мстислава, пытавшегося доказать его неправоту и переспросил:
- Люди?
- В основном, - кивнул Мстислав. – Но есть, правда, и весьма интересные личности. Например, тот же Хаген, известный как Егоров Иван Владимирович. По нему и не скажешь, что ему свыше двух тысяч лет и что он принадлежит к варягам - этим бесшабашным грабителям и убийцам.
- Ты не скажешь, а вот подчиненные метко подметили в нем пирата, - усмехнулся Ярослав, но потом, гневно поглядев на Мстислава, резко добавил. – Чего ты хочешь?! Что бы я отправился в зримый город и навлек на весь наш многочисленный род позор и лихо?! Так этого не будет!
- Если сам не в состоянии исполнить то, ради чего нас поставили боги, так издай указ о вмешательстве в жизнь города домовых, других, более низших и поздних родов, - не выдержал Мстислав.
- Ты еще слишком молод и не понимаешь всю опасность этого мероприятия, - процедил сквозь зубы Ярослав. – Я не собираюсь издавать указ. И это мое последнее слово. Охолонь, брат! И на Теневой стороне у нас много работы.
Мстислав вышел из покоев Ярослава, отчаянно хлопнув дверью, так что небольшая легкая дверь слетела с петель.
- Прости брат, но я в корне не согласен с тобой. Хоть с твоим указом, хоть без него, но я сделаю, как считаю нужным, - проговорил домовой, не оборачиваясь и не замедляя шаг.
Мстислав вышел из замка и медленно побрел по направлению к реке, сохранившей свою первозданную силу и еще не стертой с лица города грязными водами водохранилища. По берегам Воронежа раскинулись красавцы-дубы, которые в зримом мире были беспощадно вырублены для нужд флота. Теневая сторона таких изменений не знала, и ничего не мешало деревьям стоять, подпитываясь солнечным светом зримого мира, пропущенным через зеркальную призму и превращенным в свет фонарей.
В отдалении от береговой линии виднелась не тронутая временем усадьба помещика. Резной причудливой формы деревянный дом, возвышающийся над зеленым морем кустов смородины и зарослями ежевики.
Мстислав обошел сад, заботливо поправляя ветви колючего растения, усыпанного крупными черными ягодами, вылезшие на посыпанную песком узкую дорожку, и вышел к заводи Воронежа.
Ветер порывами гнал мелкую рябь по воде. Волны, набегая друг на друга, завора-живали и утягивали в глубину воспоминаний. Мстислав колебался. Выход из возникшей ситуации он видел один – отправится в зримый город. Но это по законам клана приравни-валось к измене и дезертирству.
Неизвестно сколько времени Мстислав просидел у заводи, размышляя о смысле жизни и гадая, поднимется ли у брата рука отправить его на казнь. Сомнения ушли сами собой. Жизнь в Теневом городе показалась ему однообразной и чересчур предсказуемой, а забвение не таким страшным.
«Они меня не казнят, да они меня и не поймают! С чего домовому бояться людей. Закон.…Разве это закон, который запрещает домовому, живущему испокон веку рядом с людьми, хорониться и опасаться их? Нет, брат, ты не прав!» - с этими словами Мстислав встал и отправился в зримый Воронеж.

* * *
Камилла, улучив свободную минутку и спровадив Вадима, решила вместо Полякова навестить раненого сотоварища.
Больничное крыло, загроможденное старой мебелью, стасканной сюда со всего корпуса, находилось на пятом этаже. Сотрудники попадали в больничное крыло здания отдела довольно редко, предпочитая лечиться самостоятельно. Хоть и дорого, но была гарантия, что раненная рука или нога, в конечном счете заживет, а не отвалится или отсохнет после процедур в больнице отдела.
Девушка, накинув поверх одежды больничный халат, вошла в палату.
- Приветствую тружеников Ночной смены! - Первым поздоровался Георгий
- Если ты уже шутишь, значит не все так плохо, - ответила Камилла.
- Я требую повествования о ваших приключениях, - сказал Георгий – А то меня отсюда и не думают выпускать!
- Правильно! Вишь чего удумал! И нечего тебе там делать! – возмутилась девушка. – А рассказ… Приключений никаких и не было. С альбиносом пешком дошли до Юго-западного района, а потом Андреев всучил нам настойку, клонирующую нежить, вместо того чтобы убивать. Вот и все, - пожала плечами Камилла.
- Не густо, - усмехнулся Георгий. – Вам не хватает меня!
- О-о-о! От скромности ты не умрешь! Крепись, друг. Если так дело пойдет, то тебя через три дня отпустят, да еще пинком для придания скорости наградят, - сказала Камилла, поднимаясь с кровати, но парень ее задержал:
- Не уходи. А то мои посетители - только Егоров да Поляков. Последний прочитал мне двух часовую лекцию по правилам дорожного движения и методике управления «хаммером».
- Прости, Георгий, но мне надо идти, - отговорилась девушка, высвобождая свою руку из его ладони.
Камилла давно подозревала, что парень не равнодушен к ней, и сегодня ее подоз-рения оправдались. Правда косвенно, но и этого было достаточно, чтобы строить планы на будущее:
«А что, он вообще-то и ничего, симпатичный, - улыбнулась девушка, но тут же себя одернула.- Нашла о чем думать. Тут город спасать надо, а мне любви захотелось. Так и психически ненормальной стать можно. Ха-х, да уже стала. Разговариваю сама с собой. Мне только раздвоение личности не хватало для полного счастья. Все! Забыли о Георгии, поправляется - и хорошо. Приступим к еде. Да, кстати, а где Вадима носит с моим бутербродом или булочкой, или чем-нибудь еще?»
Рассуждая таким образом, Камилла вдруг резко остановилась перед дверью с по-рядковым номером шестьдесят шесть. И тут только девушка вспомнила, что собиралась идти к Полякову, а эта примечательная дверь вела в его кабинет. Переступая с ноги на но-гу, Камилла в нерешительности стояла перед закрытой дверью, не зная под каким предло-гом зайти к начальнику. Но тут неожиданно запищал телефон, и девушка машинально на-жав на вызов, услышала в трубке голос Вадима:
- Ты где бродишь?! Я тебе три бутерброда с сыром захватил и стакан компота из сухофруктов. Вполне съедобно.
- Я у двери в кабинет Полякова… - растерянно проговорила Камилла.
- Что ты там делаешь так долго? – удивился мужчина.
- Стою. Давно. Очень.
- Ты еще к нему не ходила?! Так где ты пропадала, красавица, столько времени?! - судя по голосу, альбинос начинал злиться.
- Я ходила в больничное крыло к Георгию, - проговорила Камилла, но тут же выпалила. – А почему это, позвольте узнать, я должна перед вами, Вадим Валерьевич, оправдываться?! Вы мне не начальник и не друг, а простой коллега по работе!
- Спокойно, - отозвался Вадим. – Я и не хочу, чтобы вы, Камилла Юрьевна, передо мной оправдывались. Ходила - и хорошо. Я тоже к нему поднимался минут десять назад. Так что, Камилла Юрьевна, спускайтесь в наш кабинет, а после того, как поедите, вместе пойдем к Полякову, и будем выслушивать весьма «лестные» пожелания.

* * *
Панкрат Савельевич молча сидел в кресле и листал справочник адресов. Он не поднял головы, когда в дверь постучали, и женский голос спросил разрешения войти, лишь жестом указал на стоящие рядом со столом стулья.
Вадим и Камилла вошли, но остались стоять, ожидая разноса от Полякова. Начальник заговорил тихо и как-то сдавлено:
- Я слышал, что у вас случилось, и поэтому выписал вам обоим пропуска в большой архив в главном корпусе. Посмотрите литературу, может, что-то найдете, а мне еще предстоит встреча с Егоровым. Давайте живее. Поставьте свою подпись - и по коням.
- Как?! Вторую ночь на ногах?! – возмутилась Камилла. – Мы даже не успели отдохнуть, не говоря о том, что нам надо поесть нормальную, пригодную для желудка пищу, а не глотать, морщась, отраву в столовой! Вы там не питаетесь, предпочитая рестораны, аристократ! А мы уже наелись! А еще нам надо выкупаться после зловонной жидкости Андрея Антоновича!
Поляков резко осадил ее:
- Милочка, ты нанималась в отдел, зная о трудностях, подстерегающих работников Тайной полиции. А теперь ты говоришь мне об отдыхе и еде?!
- Я нанималась в компьютерную фирму, - проговорила девушка.
- У меня на руках распоряжение Егорова о недельном отпуске для вас троих. Но я его не подпишу, пока эта дрянь, расползающаяся каждую ночь, не будет истреблена под корень! – рявкнул Поляков. – Пропуска на столе. Ручка тоже.
Камилла, а за ней Вадим поставили подписи и были буквально вытолканы из каби-нета Поляковым.
- Обезьяна! – буркнула Камилла.
- Обезьяна не обезьяна, а поспать мы все равно сможем, - прищурил здоровый глаз Вадим. – По очереди. В архиве.
Однако ребятам не только не удалось поспать, обложившись книгами, но не уда-лось даже попасть в большой архив. Не успели они покинуть здание, как их остановил ма-ленький человечек, ростом доходивший Камилле до колена. Человечек был одет в черный зипун, черные штаны и берестяные лапти. Добродушное круглое лицо, обрамленное свет-лыми, цвета пшеницы, волосами, чуть ниже плеч. Голубые глаза искрились весельем, но в то же время в них читались покой и надежда.
Человечек заговорил первым:
- Добрый день, барин и барышня. Я слышал, что в зримом городе разгуливает Лихо, и от этого страдают ни в чем не повинные дети.
- Ну, страдают, а тебе что до них, коротышка? – вскинулась Камилла, не привыкшая доверять всяким встречным поперечным.
- Тише ты, ненормальная, - осадил ее Вадим. – Это же домовой, и к тому же находящийся в родстве с главой клана. Видишь на лбу у паренька метку в виде жар-птицы? Это родовой знак домовых, основавших клан.
Камилла пригляделась. И правда, под челкой виднелась черная отметина - птица с длинной шеей и распахнутыми крыльями. Только сведущий человек мог узреть ее.
- Вы правы, барин, - отозвался домовой. – Я действительно состою в родстве с главой клана и послан им же для помощи.
- Для начала скажи нам, как зовут тебя, помощник? – иронически спросила Камилла.
- Мстислав, - коротко ответил домовой.
- Вот что, Мстислав, - решил Вадим, которого шатало из стороны в сторону от усталости и изнеможения. – До начала ночной смены осталось два с половиной часа. Это время ты побудешь с нами и постережешь, чтобы никто не вошел, пока мы с Камиллой будем отдыхать. А не то я повторю горький опыт Георгия, только тот попал в аварию по невнимательности, а я попаду от усталости. С шести же часов вечера поедешь с нами, и может быть, нам удастся по дороге что-нибудь придумать.
Домовой коротко кивнул. Ребята выждали, пока Поляков выйдет из здания и завернет за угол, отправляясь на обед в ближайшую пиццерию, и осторожно зашли, оглядываясь по сторонам и моля всех известных богов, чтобы те помогли избежать встречи с Егоровым.
- Знаешь что? Пошли к Андрееву, - предложила девушка. – Он чувствует себя виноватым, и поэтому без расспросов и придирок прикроет нас, и даже разбудит, когда придет время.
- На счет расспросов я не уверен, а вот то, что он докладывать кому не надо не станет - это уж точно. Наш алхимик до дрожи в коленях боится Полякова, не говоря о Егорове, - ответил Вадим.
Так и порешили. Больше не теряя ни одной драгоценной минуты, ребята без спроса вошли в жилую комнату Андреева и растянулись на двуспальной кровати, даже не удосужившись разуться. Домовой же тихонько сел у открытого окна, из которого виднелись лесные посадки, и стал наблюдать за суетившимися птицами. Его решение после встречи с людьми еще сильнее укрепилось и загорелось мятежным огнем.
Что касается Андреева, то тот, выронив булочку с повидлом, раскрыл рот, переводя удивленный взгляд то на моментально уснувшую парочку, то на Мстислава, рисующего на пыльном подоконнике пальцем непонятные знаки.
- Бэзобъазиэ, - выговорил алхимик, но разгонять пришельцев не стал и ушел в лабораторию, бережно подняв с пола булочку.
Через какое-то время, Камилла резко проснулась, потому что ей стало слишком жестко и к тому же в животе беспощадно урчало.
- Который сейчас час? - простонала девушка, обращаясь к соседней стене, у которой стоял стеллаж с книгами.
- Половина пятого, барышня, - ответила стена. Камилла подпрыгнула на месте и огляделась. Она совершенно забыла о присутствии в комнате домового.
- А почему…? - начала Камилла
- Почему красивая барышня проснулись, когда до начала смены еще полтора часа? – закончил за девушку Мстислав. – А вы оглянитесь. Подушка полностью перекочевала к барину, а красивой барышне не осталось ничего. Еще барышня есть очень хочет, - разъяс-нил домовой.
- Вместо того, чтобы точить лясы, лучше бы раздобыл у Андреева еды. Ему много есть вредно. А то после столовских бутербродов у меня кишка на кишку протокол уже строчит, - пробормотала Камилла, обращаясь больше к себе, чем к собеседнику и была крайне удивлена, что домовой захотел с ней поддержать беседу, начатую довольно в резкой форме.
- Чего барышня изволит? – поинтересовался Мстислав. – За стеной в лаборатории на столе стоит блюдо с жареной, еще не успевшей остыть, курицей с яблоками, начиненными медом и орехами, пирог с клюквой, правда уже холодный, и крынка с простоквашей.
Камилла облизнулась, судорожно сглатывая слюну. Девушка усердно вспоминала имя существа, сидящего перед ней, и, к тому же, предлагающего заманчивую авантюру. Камилле всегда нравились люди такого рода – отчаянные, не оглядывающиеся назад, дерзкие. И как раз перед ней сидел тот типаж, который она считала достойным ее внимания.
- Мстислав, - наконец вспомнила Камилла. – Мстислав, принеси курицу с яблоками.
- А зачем приносить? Она сама к нам придет, - улыбнулся домовой, заговорщицки подмигивая.
Мстислав достал из заплечного мешка балалайку и заиграл веселую мелодию. Мелодия была столь необычна, что Камилла стала по неволе вслушиваться в удивительные звуки, издаваемые неказистым инструментом, который в двадцать первом веке и музыкальным инструментом-то перестали называть. Музыка то поднималась в легком танце к солнечным лучам, то летела вниз с головокружительной скоростью по ледяной круче на санках, то сгорала чучелом в огне на Масленицу. Заслушавшись дивной мелодией, девушка не сразу поняла, что вместе с музыкой вплетались и слова. Странные, древние, повелительные, но в то же время озорные, потешные, глупые, однако не лишенные смысла. Мстислав пел, растягивая каждое слово, пропевая каждую букву.
В эту самую минуту в лаборатории послышался вопль Андреева скорее, возмущенный, чем испуганный. Камилла, сгорая от любопытства, выглянула в комнату.
Взгромоздившись на стол, роняя баночки с настойкой и всевозможные зелья, стоял, согнувшись в три погибели, Андрей Антонович и, не отрываясь, смотрел на блюдо, где раньше лежала дымящаяся курица, покрытая румяной золотистой корочкой и обложенная запеченными яблоками.
Подчиняясь колдовской песне домового, жареная птица, свесив с блюда ножки, крыльями стала закладывать себе вовнутрь яблоки. Покончив с яблоками, тушка развернулась, встала на культяпки, спрыгнула с блюда на пол и пошла. Андреев, видя, что его обед дефилирует по полу в неизвестном направлении, стал приманивать курицу назад:
- Ципа-ципа-ципа-ципа ити ко мэнэ! Ти заъеная, и нэ одна увазающая сэбя жаеная куица нэ станэт хотить, да питом по нэмытому полу! Куда?! Куда попэъла, глупая скотина… э-э-э птица?!
Курица, никак не реагируя на выделывающего на столе бальные па хозяина, круто развернулась и с ловкостью нырнула в небольшую щель двери прямо в руки к Камилле. Песня оборвалась. Пальцы в последний раз пробежались по струнам, Мстислав спрятал балалайку в заплечный мешок, и уселся на место, как не в чем не бывало.
- Что…что это было? – хохоча до судорог в животе, едва выговорила Камилла, положив курицу на стол, заранее смахнув с него пыль.
- Мы все так умеем, - просто ответил домовой.
- Ха-ха-ха. А Андреева…Андреева ты видел?! У него аж рожу перекосило от злости! Мстислав!!! Молодчина!!!! Спасибо! – и повинуясь внезапному порыву, Камилла подошла к домовому и звонко чмокнула его в щеку.
Мстислав, залившись краской, дотронулся до щеки и ощутил влажный след оставленный помадой с губ девушки.
- Ну, чего же ты сидишь? – спросила Камилла. – Давай пододвигай табуретку к столу и раздели со мной яства, добытые «кровью и потом» в неравной борьбе с алхимиком.
Но, оглядев Мстислава и мысленно поставив его рядом с собой, девушка спохвати-лась. Это ей, дылде, в которой метр восемьдесят роста не составит ни какого труда пере-нести и поставить табурет к столу, а домовому, с его семидесятью сантиметрами от ма-кушки до пят, табуретка может показаться непосильно тяжелой.
Девушка встала и, не говоря ни слова, передвинула табурет к столу и критически оглядела его. Пробормотав: - «низко» - подошла к мирно спящему Вадиму, посвистывающему во сне и, выдернув из-под его головы подушку (даже после этого мужчина не думал просыпаться), положила ее на табурет. И уже после этого обратилась к Мстиславу:
- Попробуй. Если будет низко - еще что-нибудь подложим, - Камилла протянула руку, помогая домовому взобраться на возвышение.
- Барышня, у нас есть такой обычай, - заговорил Мстислав. – Те, кто преломили хлеб или вкусили от одной снеди, не применяя ножа, то они становятся родственниками.
-Я знаю этот обычай, Мстислав, и знаю последствия, но это меня совершенно не пугает, - ответила Камилла, отламывая от курицы ножку, с которой капал ароматный сок.
- Меня тоже, - вдруг отозвался Мстислав, первый раз забыв назвать Камиллу барышней. И в его речах больше не было той отчужденности, которая пролегала не одно столетие между людьми и домовыми.
Курица была съедена моментально. Камилла не стала будить Вадима, полагая, что подобный старый обряд, к которому она, будучи закоренелой язычницей, относилась с трепетом, лишь позабавит альбиноса. Что бы успокоить совесть, девушка сослалась на то, что мужчина наелся в столовой и излишняя сытость перед бессонной ночью только его разнежит. Не заходил и Андреев, но по возне в лаборатории было понятно, что алхимик собирает разбитые склянки и чем-то поливает пирог. Так что Камилла, полностью избавившись от неприязни к этому милому человечку, наделенному от природы превосходным чувством юмора, рассказала о странностях, в последнее время начавших твориться в зримом Воронеже.
- Ты говоришь, что дети постоянно повторяют какие-то слова, - насторожился Мстислав.
- Да. Там витал страх и присутствовал привкус тления, как будто люди, только начавшие жить, уже прощаются с миром, готовясь…умереть. Эта песня…Она их сжигала из нутрии, - рассказывала Камилла, отчаянно жестикулируя.
- Все оказалось значительно хуже, чем я предполагал, - вырвалось у Мстислава.
- Что хуже? – не поняла Камилла. – По моему, хуже уже не куда! Этих тварей и убить-то нельзя! Они не материальны для оружия.
- А ты сделай их материальными, - посоветовал Мстислав. – Если мне не изменяет память, тебе Егоров уже приводил пример с водой и землей. А теперь перенеси этот при-мер по отношению к монстрам.
Камилла кивнула. Ее догадка подтвердилась, но девушка все же спросила:
- Стоит городу рассчитывать на помощь домовых? Люди вас не видели больше сотни лет.
- Стоит, - серьезно проговорил Мстислав. – Сейчас мы разойдемся, но к вечеру в каждой зараженной квартире будет присутствовать хранитель домашнего очага.
С этими слова Мстислав поднялся и вышел, напугав при этом Андреева.
- Что-то Андрей Антонович дерганный стал в последнее время, - покачала головой девушка. – Как бы заикаться не начал, а то правда придется его дневной смене в Северный район сплавлять. На лечение. Их умелец Иннокентий Степанович быстро нашего Андрее-ва на ноги поставит …или угробит окончательно, - с этими словами девушка отправилась расталкивать Вадима. Пора было собираться и выезжать на злосчастную улицу Добролю-бова.

* * *
Неспешно проходя по Теневой стороне города, Мстислав обдумывал план дейст-вия. Домовой еще в детстве баловался, подделывая почерк старшего брата. Выходило до-вольно правдоподобно, если не приглядываться к своеобразному наклону и витиеватой вязи почерка. Сейчас, вспомнив свою детскую забаву, Мстислав грустно улыбнулся, пред-чувствуя беду за свое деяние. Все шалости в детстве прощаются, а за «липовый» указ, поднимающий на ноги домовых, наказание может оказаться весьма суровым.
Мстислав вошел в замок, прикрыв за собой дверь, и, стараясь особо не попадаться ни кому на глаза, свернул за угол и нырнул в свои покои. Достав старый фолиант, Мстислав присел в резное тяжелое кресло и начал листать книгу, пытаясь расслабиться и выкинуть из головы возникшую картину наказания за обман всего клана. Это оказалось не очень-то просто. Мстислав несколько десятилетий назад видел, как изгоняли из клана попавшегося на краже фамильных драгоценностей домового. И теперь память все снова и снова возвращала его к этому злополучному дню.
Это был январь 1965 года. На Теневой стороне только что выпал снег. Густым покрывалом он окутал землю и деревья. В свете фонарей снег казался драгоценной крошкой, которая сыплется из-под инструмента ювелира, обрабатывающего алмаз до отточенной правильности. В тот день по дорогам Теневого Воронежа неспешно колесили величественные кареты с восседавшими в них дворянскими персонами, несколько раз на глаза попадались всадники верхом на лошадях Донской породы, кутающиеся в просторные полушубки из лисьего меха. Протяжно поскрипывая, проезжали тяжело нагруженные телеги с запряженными в них худыми лошадьми с опущенными бабками и недовольной мордой, норовящие укусить любого, кто к ним подойдет.
Любомир, родоначальник клана и отец Ярослава и Мстислава, получивший тяжелую рану в борьбе с демоном древнего мира умер, оставив все наследство и право главенства старшему сыну. Мстиславу в то время исполнилось сто лет. Через месяц после столетия, домовому глава клана нарекает имя и отписывает некое имущество, которым в последствии владеет нареченный. Но глава клана отошел к Перуну по закатному небосклону, и теперь еще не успевшее остыть место в главном зале занял Ярослав, корыстный и алчный хозяин, не простивший людям изгнание на Теневую сторону. Мстислав, знавший, что теперь его наречение отложится на не известный срок, бездумно бродил по заснеженным улицам, пытаясь выкинуть из головы искаженное смертью лицо отца и довольную ухмылку старшего брата, всегда хотевшего власти и, наконец дорвавшегося до нее.
Внимание домового привлек посторонний шум и возня у стены родового замка. Он укорил шаг и пригляделся. У ворот, ведущих за пределы замка, зажатый в угол вооруженной стражей, испуганно приникнув спиной к стене, стоял домовой, прижимающий к груди какой-то предмет, отливающий в свете фонарей золотом. На шум выскочил и Ярослав в сопровождении семерых братьев, вооруженных до зубов.
Воришку осудили и приговорили к изгнанию в зримый мир, заставив отказаться от бессмертия и нареченного имени. Теперь его звали Никто. О дальнейшей судьбе Никто умалчивает история.
Мстислав закрыл книгу и бросил на стол, от чего страницы, вырвавшиеся от удара, разлетелись по полу.
- Сейчас или никогда, - прошептал домовой, доставая с полки перо и чернильницу и, удобней усевшись в кресло, начал писать указ, выводя каждую букву.
Дописав указ, Мстислав поднес к нему свечу, накапал воска и приложил массивный перстень с изображением все той же жар-птицы. Благо такие перстни носили все члены семьи, и проворачивать еще одно рискованное дело не было необходимости.
Повертев в руках свернутый указ, скрепленный печатью, Мстислав все же отложил его в сторону и направился в покои брата, потолковать с ним, возможно, в последний раз. И если Ярослав останется непоколебимым, то в ход пойдет поддельный указ. Домовой был уверен в том, что домовые исполнят его, не найдя подвоха. Что же касается Ярослава, то…
Мстислав без стука вошел в спальню и, кивком головы поздоровавшись с братом, уселся в кресло, стоящее у горящего камина. Ярослав, поднявшись на локте, недовольно спросил:
- Ты где шатался все это время?
- Я был в зримом городе, брат, и говорил со служащими в Тайной полиции, - спокойно ответил Мстислав, решивший, что врать уже не имеет смысла.
- Как? Ты ослушался!.. - задохнулся от гнева Ярослав, моментально вскакивая с кровати.
- Ты не давал указа о непосещении зримого города, - отозвался Мстислав. – Пора бы тебе уже сменить гнев на милость, брат. Тот, кто нас выслал на Теневую сторону, давно отошел к праотцам. Чем же тебе остальные не угодили? Или ты, Ярослав, всех людей готов судить по меркам Борисова?
- Это уже мое дело, как и кого я собираюсь судить! – взорвался Ярослав.
- Во имя Перуна, Ярослав, послушай, что за чушь ты несешь! – воскликнул домовой. – Ты не бог и не смерть, что бы кого-то осуждать! Ты домовой – охранитель домашнего очага или, Ярослав, ты забыл об этом?! Я знал, что отец ошибался, назначая на свое место тебя, брат…
- Не напоминай мне об отце, щенок! – проревел Ярослав. – И вообще убирайся, пока я тебя под стражу не заключил!
- Я думал, что знаю тебя, брат, а на поверку оказалось, что нет… - вздохнул Мстислав, поднимаясь с кресла.
Краска отлила от лица Ярослава. Домовой подскочил к Мстиславу и, прижав его к стене, зашипел:
- Не называй меня братом! Во имя Перунова огня я отрекаюсь от тебя, мятежник! Уходи к своим любимым людям! Интересно, они тебя примут?! Скажи спасибо, что я не позвал стражу, а надо бы!
Мстислав, вывернувшись змеей из губительных объятий Ярослава, бросил на ходу, не оборачиваясь:
- Мне жаль тебя, глупец. На что ты тратишь годы, Ярослав? После тебя ни чего не останется: ни славы, ни доброго имени, ни памяти, один лишь пепел с погребального костра. Прощай…. Мы больше не увидимся.
- Увидимся…. на …твоем…погребальном…костре,…изменник…Я…сам... этим займусь, - сдавленно прошипел Ярослав в след Мстиславу.
Мстислав побросал в свой заплечный мешок кое-какие вещи и, закинув мешок за плечи, взял указ и, сунув его пробегающему мимо домовому младшего рода, дал наказ разгласить его на площади. Домовой взял указ и, вопросительно посмотрев на Мстислава, проговорил:
- Что в нем? И почему сам глава клана не зачитает его?
Мстислав, немного помедлив, все же ответил:
- В нем распоряжение о немедленном отправлении в зримый город для помощи людям. А Ярославу не здоровится, и поэтому он попросил меня заняться этим делом на правах брата, но у меня появилось более срочное дело, так что, Кузьма, исполни все без задержек, а то я тебя знаю, будешь тянуть с делом до последнего момента. Здесь любая задержка может обернуться Лихом. Так что, смотри. Не медли.
- Ярослав…, - начал, было, Кузьма, ломая печать умело подделанного указа.
- Не беспокой его, он все знает, - соврал Мстислав, закрыв глаза. По его щекам катились слезы. Домовой тайком смахнул с глаз влагу, надеясь, что Кузьма все же не заметил. Кузьма и не думал смотреть на Мстислава. Он приник к листку с печатью и, для верности, что бы не сбиться, водил пальцем по строчкам.
- Сколько нужно? – дрогнувшим голосом, сдвинув брови, спросил Кузьма.
- Сколько сможешь собрать, а вернее разбудить, не потревожив главу клана. А то ведь Ярослав у нас легок на подъем и сам может отправиться, погубив себя, - ответил Мстислав. – Если бы ты знал, Кузьма, какая у него лихорадка… И кто сказал, что бес-смертные домовые не болеют? - для верности покачал головой Мстислав.
Кузьма, развернувшись, опрометью бросился по лестнице, заглядывая во все попавшиеся двери. Была слышна гневная речь и шуршание одежды. Мстислав немного еще постоял у порога замка, следя за исполнением СВОЕГО указа. И когда по лестнице зашуршали более дюжины пар ног, домовой, не медля больше ни минуты, вышел, чтобы больше не возвращаться в, начавший гнить изнутри, клан.