- Отец, что ты делаешь?! – я в испуге бросился к нему, заливающемуся громким истерическим смехом безумного. – Они верят тебе и следуют за нами. Ты обрекаешь их на смерть!
Наградой за вмешательство стал резкий четкий удар. Я отлетел в сторону, прижимая руки к животу и судорожно хватая ртом жаркий воздух, в котором уже начали разливаться гарь и чад от объятых пламенем кораблей.
- Заткнись и не мешай! – был ответ. – Это наша война и его никто не просил идти вслед за мной. Он всего лишь ублюдок этой размалеванной ваниа, не способный ни на что, кроме праздников.
- Тебе не достаточно крови в Альквалондэ? Наша месть не должна делать нас слепыми преемниками Моринготто.
- Убирайся прочь! Ты еще меня учить будешь!
Я понял, что переубедить его невозможно, да и слишком поздно. Ненасытный огонь быстро окутывал белоснежных лебедей алым покрывалом, выбрасывая в глубокое черное небо сизый столб дыма. Черная вода озарилась сполохами, отражая и преломляя языки огня. Треск сгорающей древесины разбил тишину, изуродовав ее своей чужеродностью. В отдалении где-то глухо заухал филин. Я вздрогнул. Что-то внутри меня подсказывало, что с этого дня наш Дом обречен. Обречен на смерть.
Кровь окропила наш Исход, кроваво-алое зарево разлилось по воде, кровь, боль и смерть будут преследовать оставшихся ждать. Ноло не повернет. Он дал слово отцу и сдержит его любой ценой, даже ценой собственной жизни.
Небо озарилось алым. Тьма ушла. Даже на берегу ощущался нестерпимый жар. Я закашлялся и, не выдержав смрада, ушел от берега. Я не знал, как теперь относиться к отцу. С одной стороны – это и, правда только наша война, и наша Клятва, но с другой… Он предал тех, кто был верен ему. Он предал брата, простившего и поверившего ему.
И Финьо… Увижу ли я его вновь? Или же нашей дружбе положен конец, и она сгорела так же, как эти белоснежные корабли с красными подтеками невинной крови?