И снова моему соавтору, который предоставляет высококачественную траву, посвящается.
"Он не знал, что все еще умеет испытывать такую боль. Боль, от которой нельзя найти спасения ни в вине, ни в охоте, ни в полете. Это тоска найдет тебя, схватит за самую сущность и будет терзать и мучать. Клаэрис одевал своего короля. Одевал в последний раз. Он, сглатывая через каждое мгновения, не признаваясь себе, что может плакать, продевал безвольные, холодные руки Тэутора в рукава парадного камзола. Наконец, советник справился и дрожащими от напряжения пальцами стал застегивать серебряные пуговицы с небольшими снежинками на каждой. Мужчина старался смотреть на пуговицы, на узорную ткань камзола, но только не на спокойное лицо Тора, на котором навеки застыла улыбка. Наконец все было закончено, Клаэрис просто отвернулся и сполз спиной по ледяному постаменту, на котором сейчас лежало тело короля. Он все еще не верил, что это случилось. Его Тор, его король, его любовник умер. Он больше не улыбнется ему, сказав очередную, понятную только им шутку, не сможет как бы невзначай коснуться его руки. Больше ни-ког-да.
Отчаянье затопило сознание свергнутого бога, он был готов выть и метаться по замку, руша все. Но Клаэрис остался сидеть, смотря невидящим взглядом через весь зал."
"Он не знал, что все еще умеет испытывать такую боль. Боль, от которой нельзя найти спасения ни в вине, ни в охоте, ни в полете. Это тоска найдет тебя, схватит за самую сущность и будет терзать и мучать. Клаэрис одевал своего короля. Одевал в последний раз. Он, сглатывая через каждое мгновения, не признаваясь себе, что может плакать, продевал безвольные, холодные руки Тэутора в рукава парадного камзола. Наконец, советник справился и дрожащими от напряжения пальцами стал застегивать серебряные пуговицы с небольшими снежинками на каждой. Мужчина старался смотреть на пуговицы, на узорную ткань камзола, но только не на спокойное лицо Тора, на котором навеки застыла улыбка. Наконец все было закончено, Клаэрис просто отвернулся и сполз спиной по ледяному постаменту, на котором сейчас лежало тело короля. Он все еще не верил, что это случилось. Его Тор, его король, его любовник умер. Он больше не улыбнется ему, сказав очередную, понятную только им шутку, не сможет как бы невзначай коснуться его руки. Больше ни-ког-да.
Отчаянье затопило сознание свергнутого бога, он был готов выть и метаться по замку, руша все. Но Клаэрис остался сидеть, смотря невидящим взглядом через весь зал."
Сердце об пол, как хрусталь, на осколки,
Только не больно, чтоб сразу и насмерть.
Выть и кидаться взбесившемся волком,
В тайне надеясь, что пламя угаснет.
Бритвой по венам в бессилии плача,
Чтобы до крови не духа, а тела.
Сказка должна же кончаться иначе!
Или вам, боги, она надоела?
А под лопаткой застряли иголки.
Не отвести взгляд от мертвого лика.
И во дворце, как на зло, все умолкли.
Не выносимо до боли, до крика.
И одевать в бархат мёртвое тело...
Холода губ пальцы, дрогнув, коснулись.
Мой государь, не сбежать мне из плена
Воспоминаний, что в сердце проснулись.
И поминутно мне сглатывать слёзы.
Мой государь, слишком больно прощаться.
Иерашил закуют в сталь морозы,
Тело нетленным могло чтоб остаться.
Взгляд на лице застывает упрямо
И поцелуй, как черта под итоги.
Мой государь, без тебя пусто стало.
Хватит играть с нами, жадные боги!