У кого всадники, а я - хуёжник, я так вижу, и в моем личном мире на конях в день Апокалипсиса будут восседать ветры, сдувая всё на своем пути.

Сотни тысяч дорог сольются в конце пути.
Сотни дорог источают полночный бред.
Сотни тысяч дорог, но выбора больше нет -
Двери открыты, начала конца впереди.

И сгинут святыни рода людского во мрак,
Шестнадцать копыт топчут землю небытия,
Четверо всадников сотни веков спустя
Шествуют в мир, источая собой лютый страх.

И ветры, несущие кару небес земле,
Святостью лиц разбивают сложившийся миф.
Бледные губы едва шепчут слова молитв.
Четверо всадников скачут в полночной мгле.

"-Следуй за мной", - вторит Ветер, кутая язвы рук
В складки изрытого мором скупого плаща,
Жизни соцветие зачахнет под гнетом плюща,
Ядом чумы, усыпляющим всё вокруг.

"-Смотри на меня", - воет Ветер с кровавым лицом,
В ладонях сжимая разбитый священный Грааль.
И тело людское, как горный прозрачный хрусталь
Раскрошится в пыль под горячим тяжёлым свинцом.

"-Жди меня" - дует Ветер, сошедший с картин небес,
Ласково смотрит в поле поспевших колосьев ржи
И красит худой рукой церковные витражи
Лютого голода сытый изменчивый бес.

"- Не бойся меня", - чёрный Ветер с землёю в руках
Смотрит на мир, полный голода, мора, войны,
И, навевая обманчиво-светлые сны,
Смерть отражается в тусклых застывших глазах.

Сотни тысяч дорог... как же страшен кошмарный сон...
Сердце вторит отзвуком перестука копыт
Грааль треснул, проход в зримый мир приоткрыт.
Кровью заката горит над землёй небосклон.